Просветление (рассказ)
Выйдя на воздух, Семенов понял, как сильно осточертел ему (если не сказать еще грубее) семейный очаг с их проклятым телевизором, и как здорово он соскучился по зелени, воздуху и тишине. Заканчивался август. Последние чудесные дни уходящего лета подчеркивали всю прелесть сибирской природы. Июльское пекло изничтожило мошек и комаров, осталась свежесть леса, снежная белизна бересты на стволиках, и - голубой небесный шатёр, возвышающийся над скромным земным раем.
А Семенову было совсем худо. Его мутило, голова разламывалась, ноги едва держали грузноватое тело.
- Господи, помоги изгнать скверну из моего организма! - мысленно, наверное, уже в сотый раз взмолился Семёнов, и небесная голубизна отразилась в его усталых, измученных глазах. Семенову страшно надоело хворать. Его болячки действовали по кругу: сначала поясница, затем желудок, после прыгало давление, молотом отдавая внутрь черепной коробки, накатывала слабость. Ночью одолевал кашель, хотя курить Семенов бросил еще пять лет назад.
Сказывалась шахтерская профессия - проходчик. Здоровье шахта подорвала ему заметно. Но, анализировал Се-менов, не только шахта была причиной. Сказывалась и буйная молодость. Он не раз вспоминал бесшабашный девиз своей компании: жизнь надо прожить так, чтобы за спиной осталась гора выпитых бутылок и толпа обманутых женщин.
Ребята из его кодлы, как они себя называли, всегда были при деньгах, ибо, как одобрительно выражалось начальство, работать умели. Но вторая, неафишируемая сторона медали оборачивалась не менее конкретно: пить умели тоже. Что греха таить: было множество рекордов в перепитии друг друга до полной потери памяти всей компанией, а неделю перед зарплатой жили на одном куреве, и никто из кодлы не уди-влялся, как столько денег можно просто взять и пропить. Зарплата каждого была весьма приличной. Три семьи с де-тьми могли безбедно прожить на одну получку проходчика, однако поначалу все ребята были холостыми, и факт оставался фактом - бешеных денег на выпивон все-таки не хватало.
Последние полтора десятка лёт Семенов с веселой компанией не дружил, причина была уважительная - появилась семья. Жена упорядочила быт Семенова, направила жизнь в русло с названием "всё, как у людей". Купили свой дом, за ним вскоре и "Жигули", и когда машина через пару лет слегка поизносилась, продали. Правда, сделали это без сожаления, потому что к этому времени в гараже без задержки появилась новая, нулевая, как выражаются автолюбители. Еще через два года прием повторился: подержанная машина ушла в чужие руки, а у Семеновых, во дворе свежей краской засверкало очередное, только что с конвейера, авто. Подобные покупки на шахте считались делом обычным: государство заботилось о горняках и в семидесятые, и в восьмидесятые годы, и когда для всех прочих за "Жигулями" существовали многомесячные очереди, горняки же покупали автомобили, как только скапливали нужную сумму.
...Семенов, размышляя, вдруг покачнулся - волной накатилась слабость. Чтобы не упасть, схватился за тонкий стволик березки.
- Господи, помоги изгнать скверну из моего тела! - на автомате прошептали синеющие губы. Этой фразе научил его батюшка из местной церкви, и теперь Семёнов повторял её за день десятки раз. Батюшка разъяснил, что в нынешнем состоянию Семёнову сможет помочь только Бог, и просить об этом нужно именно Его.
Сознание отметило колющую прохладу земли, ощущаемую подошвами ног через легкие туфли. Это ощущение несло в себе элемент притягательности. Захотелось лечь на траву немедленно, чтобы ощутить свободу и покой. "Неземную свободу и неземной покой, - отметил Семенов и содрогнулся. А тебе ведь всего сорок пять, - словно шепнул кто-то стороны. - Еще лет тридцать надо было бы пожить. Детей поднять, внуков понянчить..."
Семенов вдруг всем телом с беспощадной ясностью ощутил конец своего земного существования. Все уже было кем-то решено, и решение обжалованию не подлежало. Жизненный канал перекрыт, спасения нет, надежды - тоже.
Вдруг вспомнилась шахта и такая горняцкая операция, как посадка отработанной лавы. Там, где раньше находилась часть угольного пласта, осталось пустое пространство между кровлей и полом, удерживаемое сосновыми столбиками-стойками. Стойки постоянно потрескивали, сопротивляясь неимоверной тяжести горы. Кровля и почва состояли из крепчайшей стекловидной породы, и пустая лава часто представлялась Семенову корёнными зубами великого чудовища, сомкнуть челюсти которому мешали тонкие стойки. Перед посадкой лавы часть стоек перешибалась специальными зарядами. После синхронного взрыва кровля и почва с леденящим душу хрустом смыкались - отработанная лава садилась.
Семенов испытывал невольное уважение к вот этой обычной сосновой стойке. Что она такое? Просто отрезок бревна, призванный по воле людей послужить в шахте в качестве распорки. Он, находясь на безопасном расстоянии в момент посадки лавы, не видел воочию, но всем телом чувствовал, как сопротивлялись мощным челюстям сосновые стойки, как их торцы превращались в древесную крошку. Исход был предрешен, но последние секунды яростного и безнадежного сопротивления имели место. Они вызывали восхищение тем, что стойка из последних сил боролась до конца.
Семёнову почему-то было жалко вот эти добротные отрезки брёвен. Искалеченные стойки навеки оставались похороненными в черной глубине шахты и, странное дело - это никого уже не волновало. Из того леса, что навсегда хоронился глубоко под землёй, давно можно было выстроить целый посёлок из индивидуальных коттеджей, но... Уголь был взят, уголь был важнее для горняков, а лес... Лес тратился, как издержки производства.
"Вот так и мое здоровьё, - продолжил свои размышления Семенов. - Как отработанная лава. Часть стоек уже перешиблена аммоналом, остальные чудом держат, отчаянно сопротивляясь горе, но исход ясен..."
...Он закашлялся, в глазах стало темнеть, и Семёнов, подчиняясь какой-то безысходности, ничего не видя, побрёл вперед. Натыкался на деревья, автоматически обходил их, и брёл, брёл, брёл.
- Остановись! - услышал он вдруг мягкий и в то же время властный голос. Семёнов замер. Зрение медленно прояснилось. Перёд ним в метрах четырёх стоял мужчина. Проницательные тёмные глаза, доброжелательное лицо, обрамлённое аккуратной бородой, какая-то странная одежда. Вокруг тела у него искрилось сияние, будто сзади, за спиной, горело пламя электросварки.
- Стучись, и отворят тебе! - улыбаясь, сказал бородач.
- Что? - не понял Семёнов. Мужчина повторил фразу, и хотя Семёнов вновь ничего не понял, на всякий случай кивнул, изображая согласие.
- Скверны в твоем организме действительно предостаточно, - продолжал бородач, задумчиво рассматривая Семёнова с ног до головы. - Ну что ж, раз такое дело, будем тебя выручать. Хочешь жить без скверны в теле?
На этот раз до Семёнова дошел смысл сказанного. "Это, видимо, какой-то святой, - промелькнуло в голове. - Вот она, соломинка утопающему!"
- Конечно! - искренне выдохнул Семёнов.
- Но будет больно! - предупредил бородач.
- Пусть!
- Перетерпишь?
Семёнов торопливо закивал, соглашаясь.
- Ну, ладно, давай сюда твоё тело!
Бородач протянул руку, и через секунду Семёнов как бы со стороны увидел... взятое за шкирку своё тело, обвисшее, словно половая тряпка. Сам он вроде остался на месте и подумал, что надо, наверное, удивиться. Однако сил на удивление у него уже не осталось. Он продолжал безучастно наблюдать.
Около бородача появился стеклянный сосуд размером с приличную бочку. Бородач, не долго думая, скрутил тело Семенова так, как хозяйки отжимают бельё, и из этого тела в сосуд дружными струями потекла грязная вода - точь-в-точь как из половой тряпки. Семёнов даже на расстоянии уловил смердящий запах от этой воды и тотчас почувствовал невыносимую, дичайшую боль. Хотел, было, закричать, но крика не получилось, просто вышло хлопанье ртом, как у выброшенной на берег рыбы. Препаскуднейшая боль продолжалась, ширилась, нарастала, и её чёрное бушевание почему-то забросило Семёнова... в детство. "Начались галлюцинации," - подумал он и увидел себя со стороны школьником-пятиклашкой. Вспомнил, как однажды в этом возрасте убил котёнка. Научил этому приятель, убив свою кошку у него на глазах. Семёнов в деталях увидел то самое место и вдруг ощутил себя котёнком, которого крепко схватили за хвост и задние лапы. Окружающий мир стремительно проносился мимо по дуге, и голова вдруг взорвалась огнём и болью, словно лопнувшая от броска электрического напряжения лампочка. "Наверное, я умер", - подумал Семенов, но это было не так. Зрение прояснилось, и вновь появилась лесная поляна и бородач. Грязная вода ручьями продолжала течь из скручиваемого тела.
Семёнову вдруг страшно захотелось курить. "С чего бы? Я же пять лет не курю!" Не успел он удивиться, как в воздухе появились зажженные сигареты, каждая ярко сияла раскаленным кончиком. Бородач не обращал на них абсолютно никакого внимания. Сигарет были сотни, тысячи. Наверное, здесь появились все, которые он выкурил за свою жизнь. Секунду они висели в воздухе, образуя зловещий красный рой. Затем каждая сделала бросок, прильнув зажжёнными концом к его телу. Новая волна боли, превысившая всякий человеческий предел, обрушилась на Семёнова. А сигареты, под громкое хлюпанье стекавшей воды все жгли, жгли и жгли... Где-то читал: одна сигарета даёт две минуты удовольствия, но взамен отнимает пятнадцать минут жизни. И вот пришло искупление...
Вдруг стало тихо. Сигаретный рой исчез. Семёнов почувствовал, что может сделать вдох
- Сколько же грязи в тебе было, однако! - удивлённо пробормотал бородач. Мутной воды из тела натекло почти полный сосуд. Бородач движением правой руки образовал в земле отверстие метра три в диаметре, откуда пахнуло жаром. Семёнов подошёл к краю, заглянул, и увидел внизу красно-оранжевую раскаленную лаву, медленно текущую по подземному каналу. Бородач же деловито поднял сосуд с грязной водой, опрокинул его в отверстие, и вновь поставил у ног. Из отверстия вверх с оглушительным шипением взметнулся вначале мощный фонтан пара, а затем поднялись языки пламени. В небе над головой вдруг отчаянно закаркали вороны. Целая стая их, кружащихся над головой, бросились врассыпную. "Откуда они взялись?" На удивление сил не было, сознание отметило только сам факт.
Семёнов в этот момент увидел уже два сосуда. Во втором искрилась чистая, похожая на родниковую, вода. Бородач взял тело за шею, рот у тела некрасиво и широко раскрылся, и в него, как в воронку с журчанием полилась свежая, чистая и прох-ладная вода. Семенов живо ощутил внутри себя умиротворение и небывалое облегчение. Его тело расправилось, приняло нормальную форму, однако Семенова насторожил грязный оттенок на коже лица. "Все что-ли?" - недоверчиво подумал он, но ошибся. Вновь пришла дикая, раздирающая боль от пяток до макушки: бородач старательно выкручивал тело во второй раз. "Третий раз не выдержу", - промелькнула у Семёнова мысль, которому уже казалось, что его тело раскатывает в блин асфальтовый каток.
...На этот раз его отбросило в день его двадцатипятилетия. Отмечали с друзьями на природе. Когда водка кончилась, кто-то достал пятилитровую бутыль мутного самогона. Семёнов увидел себя с огромной металлической кружкой в руке. "Пей до дна, пей до дна, пей до дна!" - дружно скандировала компания. Семёнов выпил залпом. На подобный приём, кстати, требовалось немалое умение, вырабатываемое долгой практикой. Тотчас самогон в желудке воспламенился, огонь вырвался изо рта, изнутри послышался гул, как из разгоревшейся печки-буржуйки. Внутренности стали плавиться и съёживаться... Каждая клетка, каждый нерв в голос кричали о том, как им больно и плохо. У самого же Семёнова ни покричать, ни даже потерять сознание от запредельной боли уже не получалось.
- Ну и грязища! - приговаривал бородач, в третий раз заливая чистую воду. Семёнов скукожился, готовясь опять пройти все круги ада. Когда сознание помутилось, он вдруг увидел сидящую на брёвнышке на берегу реки плачущую девушку, и с немалым удивлением узнал в ней Катю - свою первую любовь. Они встречались месяц, после чего Семёнов, как говорят в народе, её соблазнил и бросил. Не сам бросил, а просто собутыльники из его кодлы Катю забраковали - бедненькая: ни своего дома, ни приданого, ни родственников в шахтовой конторе. Из родни у Кати была только бабушка - баба Наталья, как уважительно звали её соседи.
Семёнов малодушно согласился с друзьями против собственной совести: Катя ему нравилась. А бабка Наталья осерчала страшно. Она выматерила Семёнова при людях и пожелала ему "гореть синим пламенем". И вот сейчас Семёнов на самом деле загорелся, словно на инквизиторском костре. Бабка Наталья стояла рядом и приговаривала:
- Это тебе за Катю!
Её слова словно раздували пламя и одновременно невыносимую, нечеловеческую боль. Когда первая волна прошла, рядом вновь появилась бабка Наталья:
- А это тебе за Галину!
"Это за какую?" - хотел спросить Семёнов и вспомнил. Да, было. И он покорно принял вторую волну яростно грызущего пламени. "Всё. Больше не могу. Лучше, наверное, помереть... - мелькнуло в сознании. - Хотя нет, надо ещё детей поднять".
- А это тебе за Ксению! - Бабка Наталья опять стаяла рядом и сверлила его темными, как два уголька, гневно осуждающими глазами. "Откуда она всё знает?" Далее были Оля, Света, Марина, Надя. Всего полтора десятка девушек, которые все искренне желали создать с Семёновым семью и нарожать ему здоровых детей. Их всех в порядке очерёдности назвала бабка Наталья, и за каждую Семёнов получил сполна. Женился он только на Лене, и то лишь потому, что её мордовороты-братья, "если будет что не так", пообещали оторвать Семёнову голову. Лена же выполнила свою женскую программу образцово: родила двух девочек и одного парня.
- Вот сейчас вода уже почти чистая, - удовлетворённо прокомментировал бородач, опрокидывая очередной сосуд в пышущее жаром отверстие. Тело в последний раз было наполнено чистой водой, и Семёнов отметил, как посвежела на лице кожа, как появился лёгкий румянец, а на висках стала исчезать седина.
- Забирай и пользуйся! - бородач вернул тело на место. Семёнов вновь ощутил руки-ноги и поразился: тело оказалось очень легким, почти невесомым. Так бывает, когда весной вместо тёплой шубы наденешь лёгкую куртку.
- Спасибо! - горячо поблагодарил Семёнов и, движимый светлым внутренним импульсом, низко поклонился.
- Будь здоров! - поднял руку в приветствии бородач. - Помни, ты теперь просветлён, и на первых порах среди обычных людей тебе будет трудно. Всего доброго!
Бородач взмахом руки закрыл огнедышащее отверстие в земле, повернулся и зашагал в лес, а Семенов не спеша побрёл домой. В теле ещё ощущалась великая слабость, но силы прибывали с каждой минутой. Подходя к дому, Семёнов почувствовал, что ему страшно хочется поспать.
Прошёл в свою комнату, плюхнулся на кровать. Домашние, насколько он понял, его отсутствия даже не заметили, занятые популярным сериалом по ящику. Семёнов же, невзирая на громкий звук, провалился в блаженный, как у младенца, глубокий восстановительный сон.
Проснулся он рано и с ощущением праздника на душе. Впервые за многие годы у него ничего не болело. С великим любопытством вышел на улицу посмотреть: какова сегодня погода на этой вновь подаренной ему планете? Солнечный диск только наполовину вылез из-за горизонта, и его яркие, по пока без тепла лучи упали на незатейливое деревянное крылечко обычного деревенского дома. Семенов босыми ногами стоял на этом выскобленным женой добела крылечке и улыбался свежему утреннему ветерку и восходящему солнцу. Новый день начинался праздничным птичьим концертом и торопливым кукареканьем петухов в курятниках соседских домов.
Сзади чуть-чуть скрипнула дверь, и на крыльцо вышла Лена - розовая со сна, с опухшими слегка глазами.
- С добрым утром! - улыбнулся ей Семенов, склонив голову и разглядывая жену, будто увидел в первый раз. Вокруг головы и плеч Лены разными цветами струилась и переливалась аура. Семенов много раз читал и слышал о ауре, но раньше никогда её не видел, и вот сегодня, (на тебе!) совершенно свободно сам наблюдал это таинственное свечение.
Красные, зелёные, жёлтые, серые струи в круглом расплывчатом ореоле причудливо разгорались и гасли, переходя друг в друга.
- Ага! - зевнув, ответила Лена, и её аура налилась красным заревом, напоминая свечение неба вокруг восходящего солнца.
И в этот момент произошло нечто непонятное.
Лена смотрела на Семенова, плотно сжав губы, а в черепной коробке у него громко зазвучал недовольный голос жены. До Семенова не сразу дошёл смысл сказанных слов: "И чего поднялся ни свет, ни заря, ИМПОТЕНТ НЕСЧАСТНЫЙ!" Тотчас Семенов догадался, что он только что, словно радиоприёмник, принял и услышал человеческую мысль! Он импотент? Почему? Как это? Ведь он болел, подняться не мог! Тут уже не до супружеских обязанностей! Буря негодования готова была мгновенно разразиться в его душе, однако вслед за Лениным очень явственно прозвучал и другой голос - бородача, который исцелил его вчера: "Помни, ты теперь просветлён, и на первых порах среди обычных людей тебе будет нелегко!"
Семенов понял: таинственный бородатый целитель незримо присутствует рядом, чтобы помочь ему, такому невезучему и непутёвому, адаптироваться к новой жизни. Далее Семенов услыхал очень интересный для себя диалог.
Бородач: Но ведь он был очень болен, твой муж! Как ты можешь осуждать его?
Лена: Меньше надо было в молодости пить и таскаться по бабам, сейчас был бы здоров!
"А ведь она фактически права!" - оправдывая Лену, подумал Семенов, однако диалог продолжался и его ожидал неожи-данный и очень неприятный сюрприз.
Бородач: Настоящая жена обязана заботиться о муже и быть верной ему, раз уж она приняла решение выйти замуж. А ты что делаешь?
Лена: Я ещё молодая и привлекательная. Почему я должна себя в такие годы заживо хоронить? Тем более что Василий мне нравился ещё до замужества!
"Василий! - похолодел Семенов. - Вот оно что! Какой он всё-таки подонок! Вот сволочь, как его только земля носит! Моя Лена тоже, оказывается, попала в его коллекцию! "
Семёнов знал в городке лишь одного Василия, фамилия его была Соваленко. Тот работал проходчиком в соседней бригаде. Он был великий охотник до баб и классный специалист по женскому полу. Женщины характеризовали его просто и кратко: наглый, как паровоз. В сорок лет у Василия семьи ещё не было. Зато все бабы-одиночки в округе, независимо от возраста, регулярно им навещались с дружескими и не лишёнными корысти визитами. Где-то получал от ворот поворот, а где-то оставался и на ночь.
...Семенов приказал себе успокоиться, что далось ему на удивление легко. Наверное, полностью владеть своими чувствами было достоинством его нового состояния. Он дослушал диалог до конца.
Бородач: Но, всё-таки, ты же любишь своего мужа?
Лена: Люблю, наверное. Он же отец моих детей!
"Слава Богу, - вздохнул Семёнов, - хоть дети-то мои, а не какого-то охламона со стороны!"
- Я пообщался с подсознанием твоей жены, - объяснил бородач самому Семёнову. - Она ничего не поняла. Ведь обычный человек собственное подсознание не слышит.
- Какой ты бледный! - услышал он сочувствующий голос Лены. На этот раз шевеление губ и звучание голоса совпали. Значит, это не мысль, а нормальный разговор. - Может, пойдёшь приляжешь? - продолжала она.
"Я ведь официально ещё больной, - вспомнил Семенов. - На бюллетене". Он кивнул, прошёл в свою комнату и прилёг. Как жить дальше? - сверлила голову неотступная мысль. Вот он уже и рогоносец! И то, что вчера казалось крепкой семьей, сегодня видится непонятно чем. И с кем изменила ему Лена?! С грязным, вонючим, не просыхающим от спиртного Соваленко, с которым он всегда здоровался за руку, как проходчик с проходчиком. Абсурд!
"Это жизнь! - услышал он голое бородача. - Принимай ее таковой, какая она есть! И не забывай, что Лена действительно мать твоих детей!"
Так и не решив для себя ничего определённого, Семенов поднялся, оделся и направился к дверям.
- Поехал в больницу! - буркнул он суетящейся на кухне жене.
- Может, проводить? - забеспокоилась Лена. Последние дни она всегда сопровождала его до поликлиники и обратно.
- Нет, не надо, сегодня чувствую себя намного лучше, - с неожиданной крепостью в голосе заявил он.
До поликлиники можно было доехать на автобусе - всего четыре остановки, но Семенов решил пройтись пешком, тем более что до открытия времени оставалось ещё больше часа.
Он не спеша шёл по улице, любуясь аурой деревьев вдоль дороги. В такую рань прохожих ещё не было, хотя улица уже проснулась. Об этом свидетельствовали белые дымки из печных труб на крышах деревянных домов.
Родной город Семенова был не город, а большая-пребольшая деревня. Благоустроен только центр, а вокруг мно-гочисленные крыши личных домов, великое множество улиц и переулков. Больше семидесяти тысяч горожан жили, любили и растили детей под этими крышами, а приходило время - болели и умирали. Это только название такое - горожане. На самом деле они были самые настоящие селяне, так как при каждом доме - огородик, и худо ли, богато ли жили, но главный овощ - картошка у большинства была своя.
Подходя к мигающему цветными глазами светофору, Семенов приостановился и невольно напрягся. Взгляд поймал знакомую чуть сутулую фигуру Соваленко, который торопливо переходил перекрёсток, спеша, наверное, на смену. Семенова он не заметил. А тот, оглядывая ауру удаляющегося "бабника-перехватчика", как называли его в бригаде, вдруг заметил над головой черную дугообразную полосу, которая как бы ограничивала сверху тусклое цветное свечение. Семенов догадался, что видит какой-то зловещий знак, но что он означает, пока что не имел понятия.
...Про этот знак Семенов вспомнил только поздно вечером, сидя в кругу семьи веред телевизором. Когда в новостях дня по местному каналу сообщили, что в результате несчастного случая в шахте погиб проходчик Соваленко, Семенова будто ударило током, и прошиб озноб. Он заметил, как побледнела Лена, вскочила со своего места и вышла на улицу. "Ничего, переживёт!" - махнул про себя рукой.
...Несмотря на ранний час, народу в поликлинике было уже достаточно. Собрались более или менее серьёзно больные люди. Совокупное поле человеческого страдания оглушило Семенова, и он вдруг осознал, что если будет находиться здесь достаточно долго, то почувствует себя плохо, Семенов занял к своему доктору очередь, и через полчаса пытки чужой болью сумел построить вокруг себя невидимый защитный кокон, не пропускающий болевых излучений.
Оказавшись в кабинете, Семенов слегка приоткрылся, чтобы услышать врача, и здесь его ожидали новые сюрпризы. Доктор молча изучал объёмистое медицинское досье Семенова, а тот с нарастающим удивлением вслушивался в мысленный монолог своего врача.
"А, это, как его, Семенов, кажется... Жалко, ещё молодой, а уже не жилец... Надо срочно решать с инвалидностью, пока не скопытился... Первую группу сразу дать нельзя, пока дадим вторую... Вряд ли он ещё протянет полгода... Если протянет, назначим первую...
"Вот, сукин сын, - изумился Семенов, - уже хоронит меня! "
- Доктор! - подал он голос. - Может, вы меня посмотрите?
- Мил человек, - ласково и негромко затараторил врач, - я всё про тебя знаю. Осматривал тебя, как ты помнишь, уже с десяток раз. Сейчас направлю на ВТЭК, оформим пока инвалидность. Отдохни, дорогой, от шахты, успеешь ещё надышаться сажей. Спи дома и поправляйся. Рано ещё тебе куда-либо торопиться!
- Доктор! - попытался возразить Семенов.
Врач предостерегающе поднял руку, дескать, не мешай. Он быстро что-то записывал в досье. Семенов помолчал немного из вежливости, затем вновь попытался возразить, однако доктор подскочил, поднял со стула Семенова, взял под руку и быстро проводил в дальний по коридору кабинет, на белой двери которого красовались золотом выписанные буквы: ВТЭК. Семенов успел ухватить взглядом мелкий шрифт расшифровки этих букв, расположенный ниже: врачебно-трудовая экспертная комиссия. Его вежливо усадили на кушетку, четверо врачей в белых халатах по очереди пролистали его досье, вполголоса обсудили только им понятные нюансы, и вскоре Семенов получил розовый листок бумаги, где значилось, что такому-то больному назначена вторая группа инвалидности... сроком на один год.
- Может, вы меня всё-таки посмотрите? - слабо запротестовал Семенов, ощущая жуткое неудобство от того, что отнимает время у занятых людей. Ему вежливо отказали, тотчас последовала команда подать для пациента санитарную машину, чтобы отвезти домой. Лечащий доктор под руку вежливо проводил Семенова на улицу, где уже пофыркивал двигателем УАЗик с красными крестами на корпусе.
- Слушай, браток! - взмолился Семенов, обращаясь к водителю. - Я ведь ещё живой! Разреши пойти домой своими ногами!
- Давай, я тебя доброшу хоть до остановки, - предложил тот. Семенов кивнул, забрался в машину и через пару минут оказался в гуще народа. Автобуса здесь ожидали человек пятнадцать. Из будущих пассажиров Семенова сразу насторожил не в меру общительный дедушка. С одним из ожидающих тот завёл разговор о погоде, и не получив ответа, подошёл к другому. Громко начал ругать городские власти, президента страны и правительство. "Пьян, что-ли уже с утра?" - задал себе вопрос Семенов. Посмотрев ауру дедушки, он пришел к выводу, что нет, не пьян. Аура была какая-то странная: сплошная серость, никаких цветных сполохов, и вся она была в бесчисленных наростах и пупырышках. Назначение этих пупырышек Семенов понял чуть позднее, когда средних лет женщина осуждающе посоветовала дедушке помолчать. Вспышка раздражения у женщины сопровождалась выбросом в сторону старика энергии из её ауры - полыхнул словно маленький, но красочный фейерверк. Дедушкины пупырышки мгновенно вспучились, воронками выдвинулись навстречу этому фейерверку и... всосали его в себя, подобрав каждую искорку без остатка.
Семенов замер с открытым ртом. Дедуля, оказывается, явился на остановку повампирить! Своей жизненной энергии у него катастрофически не хватало, и он сознательно обсасывал невольных собеседников, провоцируя их на раздражение!
Между тем, разговор с женщиной дедуля законченным не считал. Наклонившись к ней, он что-то пробормотал вполголоса, не на шутку её рассердив.
- Сидел бы ты дома, дедуля! - в сердцах, воскликнула женщина и демонстративно повернулась к нему спиной. Семенов увидел, как на щеках от негодования у нее выступили алые пятна. На этот раз фейерверк, выпущенный старику прямо в лицо, оказался раз в пять ярче и интенсивней. Улыбающийся дедуля умиротворенно принял этот фонтан энергии в себя, и в его собственной ауре появились цветные отблески. Не став дожидаться автобуса, он деловито потопал по улице по своим делам. Видимо, "завтрак" чужой энергетикой его вполне удовлетворил, У женщины же аура заметно потускнела.
"Вот старый козёл, что делает! - изумился Семенов. - Прямо как бандит с большой дороги!"
Подошёл автобус, Семенов вошёл в салон и искоса стал рассматривать пассажиров. Он с каждой минутой всё отчетливее видел то, что обычный человек зрением не воспринимает. Его соплеменники, с которыми он много лет прожил в одном городе, поголовно все оказались хронически больными.
Семенов знал, что они считали себя здоровыми, но просветленному зрению виделось другое. Носовые пазухи практически у всех были забиты тягучей слизью, сильно понижающей слух и зрение. Чужеродная слизь в большом количестве наполняла лёгкие и низ брюшной полости. Печень у всех в той или иной степени была нашпигована камушками самых разнообразных цветов, а также мазутообразной массой. Почки запорошены песком, а кое у кого там покоились мелкие камушки. В толстом кишечнике практически каждый носил солидный балласт килограммов этак на десять из многолетних отложений на стенках.
Состояние здоровья народа до глубины души потрясло Семенова. Если в таком состоянии находятся все взрослые жители, они вряд ли счастливы! Чтобы помочь им ощутить радость и всю полноту жизни, прелесть переизбытка энергии, необходимо чистить и просветлять каждого человека, то есть весь город! И не только его город в таком состоянии, продолжал свою мысль Семенов, а вся страна, а с ней, наверное, и всё человечество планеты.
...Размышления Семенова прервала бабушка, которая больно ткнула его локтем под ребра. Обернувшись, он наткнулся на старческий бессмысленно-затуманенный взгляд, аура же бабули ощетинилась нацеленнными на Семенова присосками. Ещё одна вампирша! Да они совсем не редкость, оказывается, в нашем мире!
- Помоги ей! - вдруг услышал он голос бородача. - Обруби присоски и восстанови нормальную циркуляцию энергии в её ауре!
Семенов увидел перед собой собственные энергетические руки, в правой оказался длинный нож из зеленовато-голубого пламени. Невидимая пассажирам автобуса операция превращения вампира в нормального человека заняла всего пять секунд. Присоски отлетели, словно кочерыжки от кочанов под ударами ножа, следующим движением свободной левой руки отверстия в ауре были закрыты. Далее - восстановлена циркуляция энергии и формирование энергетического стержня над головой, которым каждый нормальный человек соединён с Космосом.
Семенов чувствовал, что бородач незримо помогает ему, и поразился достигнутому результату. Он буквально физически ощутил, как испарилась в старухе переполнявшая её злоба и хлынула в душу любовь вот к этим окружающим людям, которые в принципе желали ей только добра. На лице у бабули вдруг вспыхнул румянец, глаза стали широко раскрываться от удивления, и пока Семенов искоса наблюдал за ней, глаза становились всё больше и больше.. Бабуля опустилась на услужливо освобожденное ей место и вдруг разревелась, как ребёнок, которого нечаянно обидели.
- Что случилось, что с вами? - участливо посыпались со всех сторон тревожные вопросы.
- Ничего, - счастливо улыбаясь, махала рукой бабуля. - Это я так, сама по себе... Иногда со мной бывает...
А слёзы продолжали катиться градом по розовым морщинистым щекам.
...Вечером Семёнов вышел с женой во двор - посидеть на лавочке. Впервые он обратил внимание на взаимоотношения своих детей - десятилетней Леночки и восьмилетнего Саши, которые играли во дворе. Старшей дочери - четырнадцатилетней Кати с ними не было. Та находилась в загородном лагере отдыха. Леночка, как более взрослая, в играх старалась больше командовать. Сын же - копируя отца (Семёнов это уловил сразу), всячески демонстрировал самостоятельность. Отношения детей между собой от идеальных были далеки. То и дело возникали маленькие ссоры, перепалки и совсем не родственные споры со взаимными оскорблениями.
Дети копируют нас, родителей, размышлял Семёнов. Так неужели мы с женой раньше были столь же неуступчивы и грубы между собой?
Очередная перепалка закончилась тем, что Леночка в сердцах ударила Сашу по голове пластмассовой куклой. Жена на этот инцидент не обратила ни малейшего внимания. Значит, для нее это было в порядке вещей. Семёнов замер, наблюдая за сыном. Парень вел себя по джентельменски: он не стал отвечать сестренке таким же рукоприкладством, однако обиделся сильно. Семёнов, расширив глаза от удивления, воочию наблюдал рождение этой большой обиды. Словно черная клякса, она вырвалась из переливающейся радугой цветов ауры мальчишки и заволокла темным ядовитым облаком пространство над обоими детьми.
Леночкина аура, минуту назад сиявшая в полную силу, сразу затухла, словно пламя костра, на которое плеснули полведра воды. "Господи, до чего же это грязная эмоция", - ужаснулся про себя Семенов. Черное облако довольно долго висело над головами детей, почти полностью погасив обе их ауры, затем медленно-медленно стало опускаться на землю и поглощаться почвой. Оно успело загасить ауры нарциссов, распустившиеся на клумбе во дворе, а также изрядно отравить ярко-зеленую травку вокруг.
Вот эта банальная ссора детей вдруг напомнила Семенову недавнюю катастрофу танкера в Японском море: вылившаяся из трюмов нефть точно также отравляла в окружающей воде все живое.
...От размышлений Семёнова отвлекла яростная ругань, доносящаяся с улицы. Оказалось, повздорили соседи-пенсионеры из-за курицы, случайно залетевшей на чужую территорию. Ей здорово попало, и она, кудахтая благим матом, легко перемахнула через полутораметровый забор, вылетев прямо на улицу. Семёнов, свободно видевший ауры пенсионеров, мысленно окрестил их схватку "битвой гигантов". Деды по очереди в ярости обрушивали друг на друга мощные энергетические сгустки, напоминающие тёмно-красные клубки пламени. После схватки у одного половина ауры была напрочь снесена, и форма вместо яйцеобразной стала напоминать безобразно разваленный стог сена. С такой уродливой аурой распалённый сосед деловито потопал домой. "Долго же ещё у него будет болеть голова! " - посочувствовал соседу Семенов. В ауре у другого в области груди зияла огромная пробоина с рваными краями. "Сейчас пойдет принимать валидол, - догадался Семенов, наблюдая, как пенсионер схватился за грудь и как посинели у него губы. - Что за народ? Совсем не жалеют друг друга!.."
... Для Лены - супруги Семёнова в этот летний вечер на улице интересного ровным счётом ничего не произошло. Она, сидя на лавочке, деловито лузгала семечки и наслаждалась вечерней прохладой. А для самого Семенова вечер продолжал выдавать поток интересных открытий и событий.
Вот подошел к их калитке Григорьев - начальник участка шахты, где трудился проходчиком Семёнов. Справился, как здоровье и когда он, Семёнов, собирается выходить на работу. Семёнов начал было охотно объяснять свое улучшающееся состояние, однако заметил, что в беседе Григорьев собеседника не слышит совершенно. Общение получилось без какой-либо взаимной заинтересованности. Фразы-комментарии "вот это хорошо, а вот это плохо", показались Семёнову донельзя банальными. Зато он уловил горделивую нотку в диалоге, где Григорьев ненавязчиво подчёркивал, что вот он, НАЧАЛЬНИК, не посчитал зазорным навестить рядового проходчика. В основном же внимание Григорьева было занято чем-то другим. В ауре его ярко высвечивалась цифра 60000, и Семенов долго не мог понять, что она означает. В конце беседы он уяснил, что Григорьев недавно вырос из просто начальника в начальника большого. Три дня назад его назначили главным инженером шахты с месячным окладом в шестьдесят тысяч рублей, и по этому поводу Григорьева просто захлестывала гордыня. Теперь он ну очень ба-а-льшой человек, и не тяп-ляп, а главный инженер! Два слова "шестьдесят тысяч" музыкой звучали в голове у Григорьева, и его внутреннее ликование, осознание собственной значимости продолжалось и продолжалось.
Семёнов вздохнул с огромным облегчением, когда Григорьев, наконец, попрощавшись, отправился восвояси.
- Какой вежливый и обходительный у тебя начальник! - прокомментировала их беседу жена Лена.
- Да, наверное, - неопределённо пожал плечами Семенов, думая уже совсем о другом.
Он понял, что ему очень многое предстоит сделать в своем родном городе. Задача - оказывать соплеменникам помощь, и особенно тем, кто в ней позарез нуждается. Волею Высших сил у него появились не только новые способности, но и новые возможности. Он знал, что уже может избавлять людей даже от некоторых неизлечимых болезней. Может освобождать от энергетического вампиризма - тяжкой зависимости, вынуждающей такого больного постоянно подпитываться жизненной энергией от здоровых людей. Он, Семёнов, уже может многое!
Как несовершенна, местами примитивна, но всё равно прекрасна эта планета! Это его, Семенова, мир. Его любимый город, любимые односельчане, замечательное место в Азии, называемое Сибирью с отличным климатом и чудесной природой. ОН ЛЮБИЛ, ЛЮБИТ, И БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬ ЛЮБИТЬ СВОЙ МИР ВСЕМИ СИЛАМИ И ВСЕЙ ДУШОЙ!
От автора: в рассказе изложена непривычная некоторым читателям точка зрения на источник болезней человека - накопление так называемых шлаков в организме, или чужеродных веществ, причём это накопление обусловлено в первую очередь безнравственным поведением индивида. Тем не менее, она совпадает с современными установками не только народной медицины, но и официальной, и нашла экспериментальное подтверждение в новейших исследованиях учёных. Палка, как говорится, о двух концах: избыточное количество чужеродных веществ в физическом теле обуславливает дальнейшее асоциальное поведение: недавно английскими врачами обнаружено, что содержание свинца в волосах, а также солей тяжёлых металлов в органах и тканях у заключённых в тюрьмах в десятки раз выше, чем у законопослушных граждан.
Комментарии